мы всегда пьем зеленый чай, словно опоздавшие на поезд пассажиры.
- ну, хорошо, - всегда говорим мы. звучит так, словно и в самом деле все хорошо. – еще ничем не испорченный день…
скоро надо уже встать, вздрогнуть, стряхнуть наваждение, протопать по старому полу – и забренчат чашки, вспыхнет голубыми астрами газ, запоет вечерний чай, захлопают холодильники, и я уставлюсь бессмысленным, отсутствующим взглядом в свое урчащее голодное нутро, медленно опознавая контр замерзшего туповатого творога.
зима, что тебе надо? постой, ты что же, всерьез? какая грубая первая зима.
а прошлые зимы? что же, вот это и было тем, пленявшим? вся эта ветошь и рухлядь? и это пело и переливалось, горело и звало? как глупо ты шутишь, зима! пыль, прах, тлен. пришлось вынырнуть с волшебного дна детства, из теплых сияющих глубин, на холодном ветру разжать ладонь. вынырнуть, как из-под одеяла по утрам. вынырнуть из защищенности. стать совсем слабой, холодной, один на один с беспощадной зимой. вынырнуть в холодный, озябший мир.
самое лучшее - это засыпать под звук твоего голоса, даже если ты несешь чепуху. я давно перестала думать о том, что понимание себя - это самое важное. мне плевать. мне просто хорошо, когда ты рядом. и мне ничуть не интересно как бы оно сложилось, будь всё по-другому. потому что ты есть. а это и есть самое главное.
есть в нашей жизни чувства, которые мы никогда не сможем описать.
каждый вечер моя мама громко-громко включает радио. чтобы не было слышно всхлипов.
она моет посуду своеми слезами.
и вот тут я, именно в этот момент, чувсвтую, как прибой бессилья нахлывает на острые скалы чувств.
и вот тут я, именно в этот момент, застываю в немом неведение этих острых чувств.
и вот тут, музыка затихает, и я никогда о них не беспокоюсь.
сегодня музыка не играла.
но посуду мыли.
а мы так ничего и не заметили, а мы забыли, а у нас есть зима, зима, зима, свинка, снегопады, кошки, щенки, и горящая мандаринами елка, и нам тоже когда-то шили шубы. зима надоедает. пусть дворники вывезут ее на грузовиках за город, пропихнут сугробы в подземелья и размажут по скверам душистую черную кашу с зародышами славных цветочков. и несколько дней город будет зеленый, каменный и гулкий. да. да! именно дворники! чего они там медлят, ума не приложу!
вспомни, вспомни! кто-то просится, царапается, хочет вернуться, но ворота закрыты, и замки заржавели, и выброшен ключ, и умер сторож, и никто не пришел назад.
никто, слышите, никто, не пришел назад!
ты меня зовешь к себе, бабушка, такая красивая со светлыми волосами, в цветном платке. или те дороги, по которым нам бежать, так опасны, леса, где нам ночевать, так холодны и пусты, что мы сбиваемся в шайки, жмемся друг другу, держимся за руки, пролетая над освещенными домами.