лунный луч, пробившись сквозь штопку, кольнул в глаза. лунная скатерть лежит на столе, серебряный двор стоит за окном, февраль чиркает звездами во тьме. Словно все снега со всем гор осыпались на двор, на тишину, на сколькие тропинки. ночи холодны.бледный огонь фонаря пересчитывает больничные стволы берез, как смыкается световой коридор, как сгущается тьма, как во тьме пламень небесный вслепую нашаривает свою жертву.

никогда не думала, что колготки в цветочек помогут вернуть мне меня

и было что-то большее,
чем три сигареты
и сияние монитора

у меня, ведь, ты знаешь, гашены
электрические цветные лампочки,
и сидят у окна на корточках
созвездия.

когда-нибудь я обязательно опишу его. раскрою толстую тетрадь в клетку, чуть-чуть отсутплю от края и подумаю, с чего бы начать.да,когда-нибудь я обязательно опишу его.и,безусловно, начну с глаз.
"глаза у него были, - напишу я, - как у выжившего из ума декабриста". и это будет началом его портрета.а потом мне надоест писать, я отвернусь к окну, за которым будет надлежащее время года - зима или осень, а еще лучше лето, - и вспомню наш последний разговор.

ночи — как люди: интересными они становятся далеко не сразу. около полуночи они достигают зрелости, в два — совершеннолетия; с двух до половины третьего — их звездный час, но уже в половине четвертого они начинают сникать, а к четырем часам утра от них остается лишь бледная тень. смерть их ужасна.в самом деле, что может быть страшнее рассвета, когда бутылки пусты, а гости похожи на утопленников

и тут я поняла, что меня с ней что-то связывает, большим узлом
в глубине синего океана, где только только рыбы
могу увидеть

ты, когда апельсины будешь есть, косточки для меня собирай, ладно? если сто тысяч апельсиновых косточек собрать и бусы нанизать, можно полететь, даже выше дерева, знаешь? хочешь вместе полетим, я одно место покажу, там клад закрыт, только вот слова забыла, как клад открывается. может быть, вместе подумаем. пока лететь будем…
а он и гибель Атлантиды видел – пролетая над гибнущим миром в бусах из апельсиновых косточек.

люди с их лицами и речами мелькают в жизни и утопают в нашем прошлом, не оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти.ничего.вскрытие покажет