и нет ничего
«помню как то я съел кукурузу, а она оказалась с земли где я похоронил свою жену.»
иногда со мной случаются такие истории, что не каждый бы поверил в них.
иногда люди могут поведать мне такие истории, которые случаются не с каждыми.
всегда я держу их в секрете.
и людей и их истории.
в такие моменты мне кажется, что я живу.
Мне 21. Я до сих пор ем снег. И зима никогда не уйдет. Иногда мне кажется, что мысли навеянные первым снегом могут растаять только после наступления весны.
Время от времени я надеваю свою зеленую кофту с большим капюшоном, включаю музыку, завожу свои часы, пробегаю ровно 5 километров, медленно включаясь в этот большой механизм города. Обычно я спускаюсь по пожарной лестнице, чтобы скоротать время. Но сегодня выпал первый снег, лестницу завалило и. Если вам когда-то было 21 вы поймете меня, 21 – еще слишком мало, чтобы перестать удивляться самым обыкновенным вещам. И так мне 21, и я точно знаю, чем закончится эта история.
5 километров – ровно столько бежать до парка. В этом парке полным полно бегающих людей.Наверное, именно поэтому я в нём и не бегаю. Почти всегда когда бегу я закрываю глаза, чтобы представить свой город другим. Если бы вы когда-нибудь бывали вПитере, вы поймете насколько может быть красивым этот город. И если бы я не закрывал глаза, эта история имела бы другой оборот, это я знаю точно. И так, я закрываю глаза и остаюсь один на один со своим городом, в глубине моих кристалликов существует только он.
Дома меня всегда ждет Элли. Элли это существо такое беспородистое и хвост у нее колечком. Каждое утро тихо так шурша она пробирается ко мне под одеяало и в лицо лижет. Элли сама ко мне пришла щенком, просто села у двери и не уходила в течении недели. И имя у нее тоже уже свое было, на красном ошейнике оказался медальон с именем. Хотел хозяина найти, клеил клеил такие цветные бумажки - объявления, а потом бросил это дело, захочет к прежним хозяева, сама найдет. Так что Элли – не моя собака. Она сама своя.
Этим утром мы пробрались на пожарную лестницу и радовались первому снегу. Элли немного испугалась, ведь это её самый первый в жизни снег, поэтому я показал ей, как собаки едят снег. У меня самого никогда собаки в жизни никогда не было, поэтому точно не знаю, едят ли собаки снег. Сам я никогда не видел, что псы снег едят, но, что люди, это я знаю точно. Вернее узнал вечером. Элии сразу к ней подбежала в парке, словно узнала старого друга. Одного взгляда было достаточно, чтобы замереть. Я сразу узнал ее, как узнают самое родное.
-твоя собака? – тихо спросила она, спрятав руки в кармане пальто
-ну, да, элли
-знаю, мояэлли, щенком еще потерялась.
Тут она как-то застыла, уставившись прямо мне в глаза
-да, у тебя же глаза голубые!
Странно и неожиданно было это услышать от едва знакомого человека.
-самые голубые в мире глаза! Как море! А поехали на море?! Мы и Элли с собой возьмем. В чемодане спрячем.
Она нахлобучивает мне на голову явно большую ей шапку.
-вот тебе и шапка! А – то думала куда ее деть.
Это, пожалуй, было последнее, что она сказала мне в тот вечер. Оглядываясь назад, я могу лишь с грустью сказать, что мы сказали слишком мало слов друг другу и фразы эти можно сосчитать на кончиках ее пальцев. Мы всегда могли обходиться без слов. Даже в первый день знакомства. Пожалуй, она была единственная с кем можно было молчать. По-настоящему. Даже Элли порой требовала кое-какие слова. Если бы я мог, я бы всегда оставлял свои глаза закрытыми, чтобы оставаться только один на один с нею. Она была, как город. Со своими магистралями, маршрутами и ветками метро. Но только я знал дорогу к самому сердцу ее города. Это был самый большой книжный магазин в городе – книжный дом. Ей всегда казалось, что это не просто магазин, а большая библиотека новейшей литературы, поэтому она брала их почитать, возвращая книги с маленькой запиской-отчетом на последней странице на прежние места ровно через семь дней. Так что если найдите такую, знайте, это сделала Лиза. И, если вы только захотите найти ее, достаточно просто заглянуть в этот книжный, она обязательно придет примерно к половине пятого. Именно так я и делал. Каждый раз после работы, я забирал ее домой. Каждый день после того, как мы встретились. И каждый раз в ее руках была новая книга. Словно она пыталась вобрать в себя все книги мира, боясь не успеть их прочесть. Иногда, просыпаясь ночью, я видел, как горит свет в ванне или на кухне. Тогда я клал ее книгу под подушку и закутывался закутывался в нее. У нее была странная привычка всегда провожать меня взглядом, словно она хотела прочесть меня, как книгу. Но я был чистым листом. И она это знала.
А у нее всегда было много историй, словно она прожила тысячи жизней. Истории, длинною в ночь. Иногда мне казалось, что она могла говорить лишь с приходом ночи. Но как только наступало утро, слова исчезали, словно испуганные сны. Со мной оставалось лишь её молчание.
Она всегда удивляла меня количеством бокалов выпитого зеленого чая. И спорили мы с ней всегда, какое мороженое вкуснее: черничное или вишневое. Лиза любила валяться ночью на одеяле на моей даче, обсуждая романтичность момента и отмахиваясь от табуна комаров, а перед этим мы могли спалить шашлык до такой степени, что даже Элии отказывалась его есть. И каждое утро я приносил ей подгоревшую яичницу и кофе, гордо заявляя, что сам приготовил для нее, даже не догадываясь, что она не переносит яичницу и не пьет кофе. Она всегда путала «право» и «лево». И звала меня в цирк, чтобы поесть сахарной ваты или в зоопарк, чтобы смотреть на оленей. У нее был маленький пленочный кодак, она всегда снимала мой нос. По утрам она кормила уток в парке, а я бросал им целый батон со словами: "ничего, разгрызут!". Я засыпал, чувствуя тепло её объятий и старался, хоть чуть натянуть на себя одеяло, которое он стягивала с меня всю ночь. Мне приходилось воровать для нее палочки из «Планеты суши», потому что это кафе было неподалеку от моего дома. Она говорила, что я засовываю в рот весь шарик васаби, чтобы доказать ей свою силу воли. Но это же совсем не так. Просто я так люблю.
В тот день я немного задержался с пробежкой.В воздухе чувствовалась талая слабость снега, предвкушение весны. И хотя робкая зеленоглазая не торопилась, я пытался вспомнить свои старые мысли, навеянные снегом. Мне до сих пор было 21. И я до сих пор ел снег. Она для меня оставила пару горсточек в холодильнике в стеклянных банках из-под ореховой шоколадной пасты.
И тут вновь эта ледяная мысль неверная строгая проклята, правдой режет глаза и жмуришься. все не то. все не так. все слишком маленькое и слишком большое. все и сразу. все или ничего.
мне сказали
что она меня все еще любит
что она тоже ест снег
что она звонит
когда меня нету дома
читает мои любимые книги
чтобы быть внутренне ближе
ходит за мной по пятам
в кафе и магазине
к знакомым
говорят, тебя даже видели рядом со мной
весной
на гриле
далеко за городом
и ты даже спала со мной
и это
несмотря на то
что мы друг с другом практически не говорили
и по известным причинам
я в ближайшем будущем тебя, как мне кажется, не увижу
хочешь узнать почему?
потому что на мокрой дороге
тебя разорвало, размазало, разбросало
и перемешались в единую массу волосы, мясо, кости
и какое-то даже сало
и отдельно лежала оскаленная голова
потому что я был на похоронах
как положено
покупал цветы
потому что
пять лет ты уже мертва
но может быть, это все-таки не правда
потому что какой-то странный
травянистый запах
бывает в ванной
ранним утром
я иногда захожу на кухню
там
внезапно
вымыты все тарелки
и накурено
и съедены все хлопья
хорошо,что хорошо кончается.
хорошо,что есть силы так говорить.
ходишь порой по квартире всё в том же старом свитере,тапочках и трусах,
смотришь всё те же советские мультики и фоткаешь людей с улицы,
и даже дело не в том,
что она умерала,
и не её неизменная любовь
добрые письма которые пахнут её духами,
какие-то шмотки которые остались из её жизни.
я просто люблю свои глотки кофе по утрам,
слипшиеся вафли
и просто пару приветов от друзей.
а теперь просто для меня "размеры лучшего из миров,это моя квартира.". и нет ничего больше. или меньше.
